Подарочные издания. Великие россияне. Моя жизнь в искусстве

Для кого эта книга:Новая серия издательства «Эксмо» «Великие россияне» для тех, кто гордится своей страной и историей. Эти издания позволят собрать выдающиеся образцы отечественной мысли в домашней библиотеке. Книги станут великолепным подарком ценителям качественных изданий и настоящим патриотам. Об этой книге от издательства:С 10 утра до 12. 30 — занятия в оперной студии. С часу дня до пяти — репетиции в театре. С пяти до семи вечера — текущие организационные дела. Затем полтора часа на обед и короткий отдых. С 21 до 23 — очередные репетиции, а после, до часу или двух ночи — снова дела. Таким был обычный распорядок дня Константина Сергеевича Станиславского. Казалось бы, ни на что другое, кроме театра, времени просто не могло остаться. Но Станиславский был из тех, кто успевал жить. И дарить свой талант людям вопреки законам времени. Талантливый человек талантлив во всем — расхожее выражение, но к Станиславскому оно применимо в полной мере. Он был полон задумок и идей, в том числе и литературных. Театральные дневники, статьи, эссе — он взялся за перо с юношеских пор. Но свой главный шедевр — книгу «Моя жизнь в искусстве» — Константин Сергеевич начал писать в 1923 году, когда ему исполнилось шестьдесят. Дата подразумевает подведение итогов? Автор в предисловии предупреждает читателя: «…эта книга уже никоим образом не является историей Художественного театра. Она говорит только о моих художественных исканиях…»Вот и ответ на вопрос: Константин Сергеевич никогда не жил итогами и историей, он видел смысл жизни в исканиях. И потому в его труде абсолютно нет «бронзовости» — Станиславский, всеми и всюду признанный как великий актер, режиссер и театральный реформатор, иногда с юмором, а нередко и без оного говорит о своих ошибках, недостатках, несовершенствах. Но самое главное, почему «Моя жизнь в искусстве» стоит особняком среди прочих воспоминаний и мемуаров: это биография, рассказ о жизненном пути — но удивительным образом направленный не в прошлое, а в будущее, для новых и новых поколений тех, кто решил посвятить свою жизнь Театру…Отрывок из книги:«Небольшой флигель во дворе нашего подмосковного имения, где я когда-то трехлетним ребенком впервые дебютировал на сцене, развалился, и мы все его жалели. Это было единственное место, где можно было, не мешая другим, собираться большой компанией, чтобы петь, шуметь, танцевать. Как жить без старого флигеля! Не только мы, но и соседи оплакивали его. Уступая общей просьбе, отец решил построить на том же месте новое здание с большой залой, в которой при случае можно было бы давать домашние спектакли*. Я думаю, что при данном решении отцом руководила его всегдашняя забота о том, чтобы держать детей поближе к дому и, ради этого, чутко откликаться на все наши запросы и приспосабливаться к жизни и потребностям молодежи. К слову скажу, что благодаря такой тактике моих родителей наш дом часто менял свою физиономию в зависимости от происходивших в нем событий. Так, например, отец — известный благотворитель — учредил лечебницу для крестьян. Старшая сестра влюбилась в одного из докторов лечебницы, и весь дом стал усиленно интересоваться медициной. Со всех сторон толпами стекались больные. Из города съезжались доктора, товарищи моего beau frere’a**. Среди них были любители драматического искусства. Затеяли домашний спектакль. Все превратились в любителей. Скоро вторая сестра заинтересовалась соседом — молодым немцем-коммерсантом. Наш дом заговорил по-немецки и наполнился иностранцами. Увлекались верховой ездой, бегами, скачками, всевозможным спортом. Мы, молодые люди, старались одеваться по-европейски, и, кто мог, отпустил себе небольшие бачки и перечесался по-модному. Но вот один из братьев влюбился в дочь простого русского купца в поддевке и в длинных русских сапогах, — и весь дом опростился. Со стола не сходил самовар, все опивались чаем, усиленно ходили в церковь, устраивали торжественные службы, приглашали лучший церковный хор и певчих, сами пели обедню. К этому времени третья сестра влюбилась в велосипедиста, и мы все надели шерстяные чулки, короткие панталоны, купили велосипеды, поехали сначала на трех, а потом и на двух колесах. Наконец четвертая сестра влюбилась в оперного певца, — и весь дом запел. Многие из знаменитых русских певцов — Собинов, Секар-Рожанский*, Оленин** — были частыми гостями в нашем доме и особенно в имении. Пели в комнате, в лесу, днем — романсы, ночью — серенады. Пели на лодке, пели в купальне. Ежедневно в пять часов дня, перед обедом, певцы сходились там. Они выстраивались в ряд на крыше купальни и запевали квартет. Перед финальной нотой все они бросались с крыши в реку — вниз головой, ныряли, выплывали и кончали квартет высоченной нотой. Тот, кто успевал первый закончить песнь, выигрывал. Кто знает, — быть может, все эти метаморфозы и превращения всего дома и постоянные перевоплощения и переодевания всех членов семьи повлияли на меня как на актера, приучив к перевоплощениям в характерных ролях».